Местами, это просто великолепно. По ту сторону печали
— Ох, мама дорогая, только не он! — кассирша Наташа побледнела, заметив за стеклом мрачную, как подвал морга, фигуру. — Сюда идёт, господи боже, еще и попугая своего взял. Галя, подмени меня, умоляю! — кричала в отчаянии Наташа, но Галя уже бежала встречать машину с товаром, которая еще даже не выехала со склада.
Над дверью грустно брякнул колокольчик и, несмотря на то что на дворе стояла середина июля, в магазин ворвался холодный ноябрьский сквозняк. Гена Скорбин — самый печальный персонаж района — пришел покупать продукты. В магазине тут же повисла гробовая тишина. Скорбин одним своим видом вызывал изжогу, упадок сил и настроения. От его кислой мины уменьшался срок годности у продуктов, а от звука его голоса тараканы начинали отбирать яд у мышей. С Геной, как обычно, был его меланхоличный соратник — волнистый попугай — птица, знавшая сорок синонимов слова «пустота».
— Пап, смотри, пират! — радостно крикнул маленький мальчик.
— И правда, — обрадовался папа, незнакомый со Скорбиным. — А как зовут вашего друга? — спросил он у Гены.
— Фитилёк, — произнёс с придыханием Гена.
— А почему Фитилёк?
— Потому что вся наша жизнь — это медленно тлеющая и стремящаяся к концу рыхло свитая веревка, — ответил загробным голосом попугай, а Гена продолжил делать покупки.
Отец и резко повзрослевший мальчик отложили в сторону мороженое и молча вышли из магазина — обдумывать своё существование.
С корзиной в руках Скорбин подошёл к кассе и начал выкладывать товары: бутылка уксуса, отруби, пачка соды, самый черный чай, какой можно было найти на прилавках, и вафельный торт.
— Гуляете сегодня? — нервно хихикнула Наташа.
— Отмечаем день рождения, — кивнул Гена, и кассирша представила, как к Скорбину прилетает волшебник в ржавом вертолете и бесплатно показывает северокорейский артхаус.
— Слу-слу-слу-шайте, — проглотила комок в горле Наташа, пробивая товар, — вы что, совсем один будете отмечать?
— Почему один? Фитиль со мной. Мы с ним родились в один день.
«И в один год?» — хотела было спросить Наташа, глядя на ветхого попугая, но, передумав, задала другой вопрос:
— А вам не будет грустно?
— Грустно — когда рассветное солнце прогоняет безмятежный ночной мрак и наполняет жилье тенями ежедневной ответственности, заставляя покидать его, — взял слово Фитилёк, и Наташу всю передернуло от этих птичьих выводов.
— Будете праздновать дома? — не отступала девушка, которая почему-то решила, что это ее дело. А может, ей просто было скучно, потому что других покупателей как ветром сдуло.
— Лучший вариант сложно представить, — тяжело вздохнул Гена.
— А почему бы вам не сходить куда-нибудь, развеяться?
— Вчера мы ездили на мусоросжигательную фабрику. Этих впечатлений хватит на полгода, — поклонился Скорбин и, сложив покупки в старую облезлую сумку, двинулся к выходу.
— А если я предложу вам организовать ваш день рождения — что вы на это скажете? — выпалила Наташа и тут же прикрыла ладонью рот, понимая, что совершает ошибку.
— Зачем вам это? — за полуопущенными веками Гены читались безразличие и скука.
— Потому что ваша унылая рожа меня бесит! — снова не сдержалась Наташа.
— Что ж, неплохой повод. Я зайду за вами в десять.
— Но в десять мы только закрываемся. Я же не успею подготовиться и привести себя в порядок после работы!
— А какой в этом смысл? — ответил Гена, открывая дверь.
Колокольчик издал мрачный звон и застыл, а звук растворился в тишине, словно замершая нота реквиема. Скорбин ушел, не дождавшись ответа.
Ровно в двадцать два ноль-ноль Гена появился на пороге магазина, облаченный во всё черное. Фитилёк все так же восседал на плече и выглядел еще более безрадостно, чем днем.
Наташа вышла из магазина совершенно разбитая. Она успела только собрать грязные волосы в пучок, замаскировать налипший запах работы дезодорантом и накрасить губы.
— День такой тяжелый, хочется упасть и проспать до утра, — зевнула она.
— Всё отменяется? — губы Скорбина дрогнули, и на угрюмом лице образовалось что-то, отдаленно напоминающее улыбку.
— Не дождетесь, — буркнула Наталья. — Я из вас выбью всю эту серую пыль, и вы больше никому не испортите настроение своим унылым видом. Мы будем веселиться.
— Жаль, — ответил Скорбин, и Фитиль повторил за ним:
— Жаль-жаль.
Первым делом Наталья решила отвезти Гену в ресторан, где заказала столик, еще будучи на работе.
В ресторане Скорбин попросил поменять место у окна на место у выхода.
— Чтобы не идти через весь зал, когда мы покончим с этим, — сказал он так, что стёкла и посуда покрылись инеем.
Наташа неуверенно кивнула и подозвала официанта.
— Добрый вечер, я Лев, ваш официант. Что будете заказывать? — улыбался молодой парень, протягивая меню.
— Я буду утку в малиновом соусе и салат с тунцом, — улыбнулась в ответ Наташа.
— Кутья есть? — не глянув ни в меню, ни на официанта, спросил Гена.
— Эм-м-м, боюсь, что нет, — подумав, что это шутка, молодой человек улыбнулся еще шире.
— Тогда гречку.
— Прекрасно. С чем подать?
— С черным хлебом.
— Так, гречка с хлебом, что-то еще? Ой, какой у вас замечательный попугайчик! Он говорящий? Как тебя?..
— Не сто́ит, — не дала закончить вопрос Наталья.
— Прошу прощения. Что будете пить? У нас есть все напитки мира!
— Ци-ци-ци… — начал было Фитиль.
— Цинандали? Цуйка?
— Цианистый калий, — выдал наконец попугай.
— Простите его, — трагично взглянул Скорбин на официанта. — Принесите цикорий.
— Бу-дет сде-ла-но, — улыбаясь из последних сил, процедил сквозь зубы Лев и убежал.
— Цикорий? Серьёзно? Я понимаю, что вы уже не так молоды, но не обязательно же всегда быть таким скучным и унылым. Расслабьтесь, — начала свою атаку Наташа. — Вам сколько сегодня — сорок пять?
— Тридцать три, — тяжело выдохнул Гена, и попугай тотчас сделал то же самое.
— Ого, так вы вчерашний школьник! А ведете себя так, словно уже сто лет как на пенсии! Что с вами случилось?
— Я столкнулся с непреодолимой, жестокой и бескомпромиссной силой…
— Ох, простите. С потерей?
— С обществом.
— А моё общество вам тоже не по душе?
— Мне не по душе это место, я к нему не привык. А вас я часто вижу в магазине, и вы напоминаете мне об отрубях, которые я люблю.
Так и не поняв, комплимент это или оскорбление, Наташа перестала говорить и взялась за еду, которую принес официант. Остаток ужина прошел в скорбном молчании.
— Нам раздельный, — сказал Гена, когда официант принёс счет.
— А вы джен… — начала было Наташа, но Скорбин уже бросил на стол приготовленную заранее мелочь и вышел из ресторана.
— Ну что, куда теперь? — спросила Наталья, догнав быстро удаляющегося от ресторана Гену.
— А разве это не всё? Я плохо провёл время — зачем делать еще хуже?
— Ну подождите! Я согласна, было скучно… Точно! — захлопала в ладоши Наташа, отчего Скорбина начало пучить. — А давайте в караоке?
— Зачем?
— Будет классно! Что вы любите петь?
— Псалмы.
Караоке-бар был полон людей. Перепонки Скорбина, обычно тяжело воспринимающие даже взмах крыльев комара, испытывали агонию. Одурманенные Бахусом люди искренне верили в свои музыкальные таланты и пытались брать оперные ноты там, где в песне шёл речитатив. Воздух был таким концентрированным от веселья, что хоть ножом разрезай.
Наташа заказала столик и побежала оплачивать песню для Скорбина. Через пять минут принесли напитки и заиграла музыка. Наташа исполнила все известные песни, посвященные дню рождения, которые адресовала своему сегодняшнему спутнику. Зал аплодировал каждый раз всё громче и поздравлял изменника всё жарче, требуя его на сцену.
Скорбин отбивался как мог: плакал, притворялся спящим и глухонемым, а Фитиль кусал за пальцы тех, кто пытался похлопать Гену по плечу или обнять. В конце концов защита пала, именинника вытащили в центр зала, вручили кусок торта, микрофон и подарили десять песен на выбор.
Понимая, что сбежать не получится, Скорбин выбрал самое веселое, что пришло ему в голову. Кивнув диджею, Гена прочистил горло и под шум праздной толпы начал с Боярского.
Гена пел чисто и искренне, как полководец перед лицом неминуемого конца. Он без устали повторял: «Всё пройдет: и печаль, и радость». Особенно у Скорбина получалось делать акцент на слове «радость». После первого припева в кафе прекратились все разговоры, после второго алкоголь перестал действовать, после третьего послышались рыдания повара и треск разрывающегося сердца су-шефа.
Скорбина пытались увести со сцены, умоляли замолчать, но он уже вошел во вкус и не принимал ни денег, ни угроз.
— Следующая песня называется «Как молоды мы были», — объявил Гена, и бросивший курить двадцать лет назад директор кафе за пару минут втянул в себя половину пачки.
Когда от тоски начала дохнуть рыба в аквариуме, руководство вызвало полицию. Но Скорбин успел заказать последнюю песню про «уходящее куда-то детство», которую исполнял на этот раз Фитиль, так как Гене вставили в рот кляп.
Через пять минут совершенно трезвые люди покидали закрывшееся кафе. Директор обещал, что продаст оборудование, если до утра не захлебнется слезами.
Скорбин и Наташа прогуливались по самым мрачным переулкам, слушая Фитиля, который читал им стихи собственного сочинения. Иногда из густых теней на них нападали вооруженные люди и отдавали все свои деньги, умоляя простить им грехи.
— А вы в квестах когда-нибудь участвовали? — спросила Наташа, понимая, что вечер теряет своё праздничное волшебство.
— Что за квесты?
— Ну там страшная комната, призраки, лабиринты, — загорелась Наташа, — страх, уныние — всё как вы любите!
— Звучит многообещающе, — совсем раскис Скорбин, а Фитиль от скуки захрапел, как взрослый мужик.
Наташа разыскала в интернете самый жуткий квест и вызвала такси. В темных лабиринтах Гена и правда начал чувствовать себя лучше. Резкие звуки поднимали ему настроение, а устрашающая музыка — аппетит. Развеселившись настолько, насколько это возможно, он начал гоняться за актерами и делиться с ними эмоциями. На выходе Скорбину вернули деньги и даже предложили работу дементора, но он отказался, сославшись на то, что уже имеет работу.
— Это был худший вечер в моей жизни, — призналась Наташа, когда они прощались с Геной у его подъезда.
— Согласен. И раз уж всё равно мы оба плохо провели время, не хотите зайти в гости и съесть торт?
— А вы сами хотите, чтобы я зашла?
— Нет, но Фитиль уже потух, а я не привык есть в одиночестве.
— Хорошо, — улыбнулась Наташа, и они поднялись на самый верхний этаж, словно на вершину древней башни.
Дома у Скорбина было неуютно и холодно. Минимум мебели, пианино, пара тарелок и безвкусные зеленые обои во всех комнатах. Достав из морозилки торт, Гена кое-как воткнул в него единственную свечу и поставил чайник.
Пока тот закипал, Скорбин сел за пианино и начал играть Бетховена. Никто из соседей не стучал по батареям, потому что Скорбин мог в ответ морзянкой ввести человека в депрессию.
Когда они уселись за стол, Наташа спросила:
— Вот скажите, а кем вы с таким характером работаете? Вы криминалист? Работник ритуальных услуг? Военный?
— Я писатель. Книжки пишу, рассказы, иногда пьесы.
— Ужастики?
— Нет. В основном комедии или детские книги.
— Что?! — впервые Наташа подумала, что Скорбин пошутил.
— Ну да. Юмористическая проза.
— Да врёте вы всё! — обиделась Наташа.
— Нет, не вру.
Скорбин ушёл в другую комнату. Вернувшись, он положил на стол несколько книг с очень яркими обложками и весьма позитивными названиями.
— Геннадий Скорбин, — прочла Наташа и открыла первый попавшийся рассказ.
Она сделала глоток чая, и уже через несколько секунд он фонтанчиком выплеснулся у нее через нос. Наташа засмеялась так, что начала давиться. Скорбин смотрел на нее с каменным лицом.
— Господи, да это же просто умора!
Не сдерживая смеха и слёз, Наташа продолжила читать. Рассказ за рассказом проглатывались легко, как родниковая вода.
— Это вы написали?
— Некоторые обороты придумал Фитиль.
— Быть не может! Но вы же такой весь мрачный и серый.
— А вы вся такая веселая и радостная. А что у вас на самом деле на душе? — внезапно спросил Скорбин, и Наташа замолчала. Немного подумав, она наконец грустно выдала:
— Пустота.
Мужчина кивнул и налил ещё чаю.
— Завтра придёте? — спросил он, надкусив торт и стряхнув крошки со стола.
— А можно?
— Нет. Но вы всё равно приходите.
— А книгу подарите?
— Я лучше для вас новую напишу.
Александр Райн
Если вам понравилась история, поддержите автора лайками, репостами или угостите печеньками 4276100014100967 (сбербанк) буду рад любой вашей поддержке! =) Спасибо!
